В какой-то день во дворе сцепились доминошники и начали остервенело бить друг другу морды и прочие части организма. То ли рыба у них протухшая получилась, то ли у кого-то в рукаве дополнительный комплект костей обнаружился. А то, возможно, и просто кальция в организме переизбыток обнаружился.

День бьются, другой. Из скорой помощи даже доктора с запасом бинтов, йода и гипса во дворе оставили, чтоб машину туда-сюда не гонять.

- Надо ж сколько у нас доминошников-то. – удивился Степаныч. – Уж штабелями укладывают выбывших, а в драке меньше народу не становится.
Степаныч сидел у окна, пил чай и с интересом наблюдал за битвой доминошников.
- А ты все сидишь! – едко парировала Захаровна, вернопилящая супруга Степаныча с 30 летним стажем недовольства. – Убивают друг друга, а ты все чаи гоняешь.
- А чего я сделаю-то? – хлебнул чаю Степаныч. – Милицию вызывали. Вона – тоже дерутся там. Что ж среди миллиционеров доминошников нет? Самому разнимать идти – накостыляют всенепременно. Вот и сижу.
- Прирос уж к табурету! – фырнула Захаровна и ушла смотреть телевизор. Так как раз что-то глупое начиналось. Двести пятидесятая серия чего-то глупого.

На следующий день дерущиеся доминошники где-то разжились пистолетами, ружьями и прочим огнестрелом и конфликт вышел на новый уровень.

- Смотри как разошлись, а. – удивился Степаныч. – Мирная вроде игра,а тут гляди как. И метко жеж стреляют. Кучно бьют. Как костяшкой по столу – один в один.
- А ты сидишь все! – поморщилась Захаровна. – В спальне стекло вышибли твои ворошиловские стрелки, а тебе и дела нет. Зинку вон, с восьмого этажа, человек за хлебом вышел - с утра в ногу ранили.
- Есть мне дело. – миролюбиво протянул Степаныч. – Я пленкой окно завесил пока. Завтра стекло, если найду, – застеклю. Сегодня ходил – нигде нет стекол. Оказалось повсюду доминошники разошлись. Стекла завозить не успевают. Смотри, смотри, - санитары есть у них – вона ползут, раненных вытаскивают.
- Жену убьют, а ты сидишь все. – бурчала Захаровна.
- Не убьют. – утешил Степаныч. – Ты ж тоже не ходи как эта самая... Пригибайся немного. Они конечно неплохо стреляют, но бетон же кругом. Рикошетом может задеть. Хоть знаешь, что такое рикошет? Темная ты моя.
- Светлый тут нашелся! – фыркнула Захаровна, которая понятия не имела что такое «рикошет». – Прям примерз к табурету этому. Сидит и сидит.

Через день в конфликт вступила армия. Во дворе появились окопы, артиллерия и хорошо укрепленные доты. Девятиэтажный дом напротив дома Степаныча снесли дабы расширить театр военных действий. Степаныч застеклил заново все окна и приладил стальные ставни . Во дворе ритмично ухал миномет.

- Смотри-ка. Серьезно как развернулись. – размышлял Степаныч, поглядывая во двор через щель в ставнях. – А я, главное, им стол для домино помогал устанавливать... Кто ж знал-то, что так обернется? Надо б завтра в подвале песка в мешки набрать, да окна заложить. Хотя, конечно, обидно будет – лифт не работает, я завтра буду весь день мешки с песком на седьмой таскать. И ведь только закончу – они обязательно помирятся.
- Это потому что ты неудачник. – сказала Захаровна, которая мешала что-то на плите, обряженная в армейскую каску где-то раздобытую Степанычем. - Только на кухне торчать и умеешь. Чаи распивать тут.
- Да. С женой только и повезло. – хихикнул Семеныч. – Я вот все думаю – пушки у них есть, а танков почему-то нет. Может в танковых войсках ничего не знают про домино? Как думаешь, а?
- Не думаю я о глупостях всяких. – отмахнулась Захаровна. – Я думаю – хорошо бы к ужину соленых помидор достать. Ты как?
- Принесу. – кивнул Степаныч. – Где бронежилет наш?
- Здраасьте-пожалста. – пропела радостно Захаровна. – За картошкой кто ходил? Я что ли?
- А точно. – вспомнил Степаныч. – Я ж им дверь балконную припер. Там шпингалет сорвало.

И пошел на балкон за соленьями.

В четверг весь город узнал, что танкисты и летчики тоже являются завзятыми доминошниками. Сначала Степаныч приуныл, но повеселел, когда узнал, что саперы и войска ПВО тоже любят домино. Немного неудобно было раздвигать мешки с песком, чтоб посмотреть во двор, но когда в несущей стене появилась трещина сантиметра в три, душевное расположение вернулось к Степанычу, несмотря даже на отключенные с утра электричество, газ и воду.

- По-моему выдыхаются! – пытался он перекричать канонаду. – Уже стреляют абы как. То недолет, то перелет. Тотальная мобилизация, видать у них. Кто попало уже бьется.
- Чтооо? – не слышала Захаровна, готовящая ужин на костерке, на кухне.
- Чаю мне сделай! – крикнул Степаныч.
- Из чего я тебе его сделаю? – крикнула Захаровна с такой силой, что во дворе закричали «Воздух!Воздух!». – Воды осталось – всего ничего!!! А ты все сидишь! Чаехлеб проклятый!
- Я ж принес канистру целую! – крикнул Семеныч. – Ты стирала что ли?
- Дура я что ли стирать? – закричала Захаровна. – Где я вывешивать стиранное буду?
- А хоть в спальной! Там стены нет. – посоветовал Степаныч.
- Сам туда иди! Я вчера полотенчико повесить хотела – так обстреляли меня. – заплакала Захаровна. – А ты все сидишь и сидишь.
- Так что ж ты молчала?! – разозлился Степаныч. – Ну все!
Степаныч вскочил, скинул с окна мешки с песком, широко распахнул ставни и закричал:
- Вы охренели там все что ли?!! А ну-ка прекращайте этот бардак! Прекращайте или я за себя не отвечаю! Либо вы прекращаете, либо я до завтра тоже научусь играть в ваши игры. Вот тогда посмотрим кто кого! А ну-ка завязывайте!

Во дворе наступила тишина.

- Степаныч! Ты горячку-то не пори. – закричали со двора. – У тебя ж две докторских. По ядерной физике и биологии. Далось тебе это домино? Капец ведь настанет всем. Ты чего?
- Того! – ответил Степаныч. – Еще и Захаровну научу – будете знать!
- Атас!!! Бросай оружие! – в ужасе закричали во дворе.